Кто способен проявить сострадание, милосердие к пленному врагу? Именно этот вопрос возникает при чтении текста Б. Л. Васильева.

Раскрывая проблему проявления человечности на войне, проявления сострадания, милосердия к пленному врагу, автор знакомит нас со своим героем – защитником Брестской крепости Николаем Плужниковым. Перед нами отрывок из повести Б. Васильева «В списках не значился». Лейтенант должен был расстрелять пленного немца.

Хорошо знавшая немецкий язык девушка Мирра сообщила Николаю, что пленный – рабочий, мобилизован в апреле, у него трое детей. Плужников понимал, что этот немец не хотел воевать, не по своей воле попал он в подземелье, но беспощадно вёл немца на расстрел. Но он не смог выстрелить в человека. А Мирра призналась, что очень боялась, что Николай застрелит «этого старика». Плужников объяснил девушке, что он не застрелил немца «для своей совести, которая хотела остаться чистой».

Проявить милосердие и сострадание к поверженному врагу могут только поистине великодушные люди.

В романе – эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир» Петя Ростов, находясь в партизанском отряде Денисова, жалеет французского мальчика – барабанщика, попавшего в плен, и стесняется этого, так как ему хочется выглядеть взрослым, настоящим воином. За столом он беспокоится, накормлен ли пленный, не обидел ли его кто. Петя робко предложил накормить пленного, и Денисов согласился с этим: «Да, жалкий мальчишка». Петя видит, что и «взрослые» относятся к пленному с сочувствием и состраданием, а простые солдаты французское имя «Винсент» переименовали в «Весеннего». Есть в романе эпизод, где русские солдаты кормят голодных французов кашей, а звёзды ласково смотрят с высоты на сидящих у костра людей и словно одобряют их. После победы над врагом Кутузов предлагает пожалеть пленных, которые выглядят «хуже нищих», потому что они «тоже люди». Чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты лежало в душе каждого русского солдата.

В повести В. Кондратьева «Сашка» главный герой получил приказ расстрелять пленного немца, ничего не сказавшего на допросе. Командир только что потерял любимую и горел желанием мести. Но Сашка не может выполнить этот приказ, так как раньше он убеждал немца, что советские солдаты не расстреливают пленных, даже листовку показывал. К счастью, командир понял чувства Сашки и отменил приказ.

Мы доказали, что великодушно простить и пощадить пленного врага способны те, кто не утратил на войне человечность, способен на милосердие и сострадание.

Обновлено: 2018-01-08

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

Пытки плененных врагов

Анализ изученных автором материалов показывает, что во второй половине XIX века пытки пленников уже не были так широко распространены среди индейцев Дикого Запада, как это было в первой половине столетия. Рэндолф Мэрси отмечал существенное различие в обращении с пленниками между племенами восточных лесов и индейцами Равнин. Он писал: «Хотя восточные аборигены подвергают свои жертвы пыткам наиболее ужасного характера, они редко, если вообще когда-либо, лишают женщин целомудрия. Тогда как равнинные индейцы, напротив, не убивают пленников продолжительными пытками, но неизменно принуждают женщин подчиняться своим похотливым желаниям». Если индейцы были в бою победителями и не потеряли никого из своих, они могли оставить молодых пленников в живых. Но если победа стоила им крови, пленников ожидала смерть. Мэттьюз писал: «Я никогда не видел и не слышал, чтобы хидатсы захватывали в плен взрослых врагов с целью замучить их до смерти, как это было принято у восточных племен. Врагов они сразу же убивали». Преподобный Вильям Вэйлл писал в 1826 году по поводу осейджей, что никогда не слышал о том, чтобы они пытали врагов. Несмотря на его слова, свидетельств тому существует достаточно.

Длинный Солдат, вако (вичита). 1872 г.

Среди племен Южных равнин первой половины XIX века наиболее жестокими и бесчеловечными по отношению к пленникам считались липаны, вако, тавакони и тавехаши. Команчей и арапахов жестокими не считали. Дон Франсиско Руис поведал историю о захваченном индейцами тавакони липане. Известие о том, что его ждет смерть, он принял с хладнокровным безразличием и затянул песню смерти. Затем он стал оскорблять пленителей, не забыв ни одного грязного эпитета в их адрес. Женщины, с нетерпением ждавшие возможности поиздеваться над жертвой, развели огромный костер у подножья столба. Липану вывернули из суставов руки и привязали к столбу веревкой вокруг шеи, другой веревкой ему связали ноги. Танцующие вокруг смелого воина женщины периодически хватали за обвязанную вокруг ног веревку и тянули так, чтобы тело его оказывалось в огне. Другие в тот же момент хватали веревку на шее и ослабляли ее. Так продолжалось в течение трех дней и могло бы продолжаться дольше, поскольку тавакони проявляли особую заботу, чтобы не повредить жизненно важных органов пленника, если бы его случайно не убил команч. Надо отдать должное липану. Он несколько раз пел свою песню смерти и выносил жесточайшую пытку с величайшей храбростью. Другой пример изощренной жестокости тавакони показали, захватив в плен около десятка тонкавов. Они медленно и постепенно снимали с жертв кожу – сперва с рук и ног, потом с туловища. Все это время раненую плоть прижигали горящими углями. Энтони Гласе, побывавший среди тавехашей в 1808 году, писал: «(Они. – Авт.) единственны (среди остальных племен. – Авт.) в способе умерщвления своих пленников. Метрах в двухстах от деревни в землю врыт столб. Пленников раздевают догола и привязывают к нему. Они остаются там некоторое время, и все люди приходят посмотреть на них. После этого женщины и дети забивают их палками до смерти. Затем они срезают с костей мясо и развешивают его в двух разных концах деревни. Но они никогда не убивают пленников, не достигших половой зрелости. Их делают рабами или принимают в семьи, как это практикуется у большинства дикарей». Жестокое обращение с пленниками снискало вичитам (тавакони, тавехашам и др.) дурную славу. Один из евро-американцев писал: «Зверства, которым они подвергают пленников, так велики, что даже рассказ о них вызовет ужас и сделает рассказчика причастным к ним».

Пытки огнем применялись не только вичитами. Один весьма авторитетный источник сообщал, что ассинибойны однажды мучили пленных женщин и детей гровантров, насаживая их на кол, установленный у огромного костра, после чего зажаривали их живьем.

Хотя, по мнению Уоллеса, не в обычае команчей было пытать несчастных пленников, придя в гнев, они могли прибегнуть к крайне варварским способам мщения. Решение участи пленника по большей части зависело от того, кто его захватил. Известен воин, который постоянно кастрировал пленных мальчиков, распял одного из пленников и убил наваха только потому, что тот был болен. Однажды отряд команчей захватил врасплох небольшую группу тонкавов, жаривших воина-команча, готовясь к его ритуальному поеданию. Они скальпировали их, отрубили им руки и ноги, вырезали языки, после чего бросили изувеченные тела живых и мертвых в костер, подкинув туда дров. Когда жертвы застонали, моля о пощаде, а жир и кровь заструились с их лопающихся от жара тел, команчи устроили пляску вокруг огня. С другой стороны, отец Роды Грейфут освободил мальчика-мексиканца, которого держал для ухода за лошадьми, «потому что не хотел беспокоиться об обучении его языку». Позднее он всегда отпускал пленников или давал, им возможность бежать.

Группа скаутов осейджей – участников военной кампании на р. Вашита 1868–1869 гг.

Нельсон Ли, проведший три года в плену у команчей (с апреля 1855 года по ноябрь 1858-го), описал церемонию умерщвления пленников. В четверти мили от своего поселения команчи врыли высокие столбы, отстоявшие друг от друга приблизительно на метр. К ним привязали четверых нагих пленников – руки как можно выше (правую руку к правому, а левую к левому), а ноги у основания столбов. Недалеко от столбов расположились вождь и старики-мужчины. Затем появилась цепочка из двухсот воинов, возглавляемая военным вождем. Каждый воин нес в одной руке нож или томагавк, а в другой острый кремень, выточенный в виде наконечника стрелы. Все происходило в полной тишине. Когда колонна проходила вокруг пленников, из ее рядов выскочили два молодых воина и, схватив двух бедняг за волосы, с воплями срезали с их голов по крошечному скальпу, после чего все краснокожие остановились на полминуты и сообща издали военный клич. Затем колонна продолжила молчаливый ход по кругу, не обращая внимания на двух оставшихся пленников. Когда она приблизилась к двум жертвам во второй раз, в дело пошли кремневые наконечники – каждый воин, проходя мимо них, с диким визгом сотрясал перед их лицами томагавком, а затем кремнем наносил на тело несчастных неглубокий, но кровоточащий порез. Сколько кругов сделали воины, Ли не мог сказать, но тела жертв в итоге превратились в сплошную кровавую массу, из которой медленно уходила жизнь. По ходу действа воины даже устроили себе получасовую передышку – некоторые прилегли покурить, другие собрались небольшими группками. Все они смеялись и шутили, тыча пальцами в сторону обливающихся кровью пленников. Через пару часов на очередном круге колонна остановилась, от нее отделилось два воина. Они танцевали около десяти минут, издавая военные кличи, а затем томагавками размозжили обоим жертвам черепа. На этом все было закончено. Двоим другим пленникам сохранили жизнь.

Воины из племени ото.

Конец 1860-х гг.

Хантер, живший среди канзов, осейджей и пауни писал, что, когда военный отряд возвращался в селение с пленными вражескими воинами, их соплеменники выходили навстречу и, после первых приветствий и расспросов, накидывались на пленных с дубинками, хлыстами и камнями. Особенно жестоки были женщины, потерявшие в боях с этим племенем мужей или родственников. Женщин и детей сразу принимали в семьи захвативших их воинов или в семьи их друзей. В каждом селении около палатки совета стоял столб, который в случае войны был выкрашен в красный цвет. Именно здесь был «островок безопасности» для пленника. Неподалеку от него женщины и дети выстраивались в два ряда, вооруженные камнями, дубинками, поленьями и ветками колючих растений. Пленных воинов одного за другим заставляли бежать между ними к столбу. Некоторые гордые смельчаки шли медленно, и их забивали до смерти. С теми, кому удавалось добежать до столба, впоследствии хорошо обращались, хотя и держали под охраной. Позже их судьбу решал совет. Те, кому сохраняли жизнь, обычно находили себе в племени жену и оставались жить с ними. Когда между племенами вновь заключался мир, бывшие пленники-мужчины могли вернуться к своим, но поскольку это считалось неблагодарным, такие случаи были редкими. Те же бедняги, кого приговаривали к смерти, подвергались наиболее жестоким пыткам. Обычно их руки и ноги привязывали к одному или двум столбам или деревьям, после чего их жгли и резали, но так, чтобы мучения продолжались долго. Несчастные вели себя мужественно, оповещая мучителей о своих воинских подвигах, которые они совершали против членов захватившего их племени. Они называли пленителей бабами, которые не умеют ни сражаться, ни пытать по-настоящему и никогда не сравнятся с воинами их родного племени. О своей смерти они говорили как о чем-то незначительном – они отправятся в Страну Великой Охоты, где значительно лучше, чем на земле, а их племя не пострадает от потери, поскольку в нем достаточно бесстрашных воинов, способных отомстить за нанесенные обиды. Когда пленники ослабевали от пыток, то начинали петь свои песни смерти, а потом умирали, так и не выказав ни единого признака боли.

Бывали случаи, когда совет мог сохранить жизнь почти всем пленным воинам. Хантер был свидетелем кровавой битвы между канзами и объединенным отрядом ото и омахов. Обе стороны понесли огромные потери, но канзы вышли победителями, захватив в плен двадцать пять воинов противника. Всем им удалось пройти через ряды разгневанных женщин и, сильно израненными, добраться до спасительного столба. Спустя несколько дней совет вождей принял решение сохранить жизнь всем пленникам, кроме двух вождей омахов. Они были подвергнуты жесточайшим пыткам, но держались храбро и не проронили ни стона. Омахи знали, что особо тяжело канзы переживали потерю храброго воина по имени Кискемас. Один из них смеялся над женой погибшего: «Это я убил твоего мужа, взял его скальп и выпил его кровь. Я ничего не должен своему племени – я много раз сражался за него и убил множество врагов. Осталось достаточно воинов, чтобы отомстить за мою смерть и защитить охотничьи угодья, женщин и малышей. Я мужчина. Судьба сегодня не на моей стороне, и я умираю как воин».

Кокс был свидетелем того, как плоскоголовые пытали захваченного черноногого. Пленник не только стойко выдержал пытки, но и смеялся над мучителями и убеждал их, что они ничего не понимают в этом деле. Пока они отрезали ему пальцы по одному суставу за раз, он обратился к одноглазому плоскоголовому со словами: «Это моя стрела выбила тебе глаз». После чего разъяренный воин выколол ему глаз, порезав нос чуть ли не пополам. «Это я убил твоего брата и скальпировал твоего старого дурака отца», – сказал черноногий другому, и тот бросился к нему и скальпировал живьем. Он едва не ударил его ножом, но вмешался вождь и остановил несдержанного воина. Внимание черноногого перенеслось на вождя: «Это я захватил твою жену прошлой осенью. Мы ослепили ее, вырвали язык и обращались с ней как с собакой. Сорок наших молодых воинов…» Тут вождь плоскоголовых не выдержал и выстрелом в сердце убил храбреца.

История Джона Колтера, которому удалось спастись от черноногих, получила широкую известность на Западе. Художник Ч. Рассел

Иногда пленнику давали шанс на спасение, устраивая на него своеобразную охоту. Самый известный случай произошел в 1808 году с Колтером – знаменитым проводником и охотником. Он был захвачен огромным отрядом черноногих вместе с товарищем, который оказал сопротивление и был убит. Индейцы изрубили труп на куски, бросая в лицо пленнику внутренности погибшего. Разъяренные родственники убитого в схватке краснокожего пытались прикончить Колтера топорами, но их остановили. Вожди быстро провели совет и приказали раздетому догола Колтеру бежать прочь. Когда он удалился на некоторое расстояние, позади раздался военный клич, и, обернувшись, несчастный увидел, как большая группа молодых воинов с копьями в руках бросилась вслед за ним. Колтер побежал быстрее, подгоняемый страхом и надеждой на спасение. Через пару миль его ноги ослабели, он стал задыхаться, а перед глазами встала кровавая пелена. Один из преследователей вырвался вперед и быстро нагонял беглеца. Понимая, что скрыться не удастся, Колтер остановился и закричал, умоляя о пощаде. Но воин, казалось, не слышал его. Он сбросил на бегу одеяло и, схватив копье двумя руками, атаковал беззащитного бледнолицего. Индеец бил сверху. Колтер успел уклониться, перехватил копье у самой головы и, вложив в движение остатки сил, дернул врага на себя. Краснокожий растянулся на земле, а древко копья переломилось так, что железный наконечник остался в руках беглеца. Не теряя времени, Колтер вонзил наконечник в голову поверженного врага и, прихватив брошенное воином одеяло, бросился бежать с новыми силами. Позади раздался вой разъяренных дикарей – по словам Колтера, они визжали, словно легион демонов. Вскоре Колтеру удалось добежать до реки, находившейся в пяти милях от места старта. Он продрался через заросли и кинулся в воду, где заметил бобриную плотину. Поднырнув под нее, беглец всплыл на поверхность, скрытый от преследователей крышей бобриного домика. Там он просидел до ночи, дрожа от страха и слушая шум рыщущих в округе врагов. Лишь когда индейцы ушли, Колтер выбрался из укрытия и двинулся в путь. Его единственной одеждой было одеяло, захваченное у убитого краснокожего, а единственным оружием – наконечник копья. Он шел днем и ночью, питаясь кореньями, сбивая в кровь босые ноги и замерзая по ночам в изодранном одеяле. Ему приходилось быть крайне осторожным, избегая встреч с дикими животными и враждебными индейцами. Когда он добрался до ближайшего форта белых людей – грязный, худой, заросший и израненный, – его узнали лишь после того, как он назвал свое имя. Форт находился в трехстах милях от места, где его захватили черноногие! Несомненно, эта охота на пленника, устроенная краснокожими, была не единственным случаем в истории Дикого Запада, но, видимо, мало кому удавалось избежать гибели, подобно Колтеру.

Воин кроу Идущий Вперед в боевом убранстве

Взбешенные понесенными в бою потерями или упорным сопротивлением, индейцы не отказывали себе в удовольствии подвергнуть пленников пыткам прямо на месте. Захватив в бою у почтовой станции Даунера двух белых людей, шайены распяли одного из них на земле и, отрезав ему язык, «вставили на его место другую часть тела» несчастного, затем развели у него на животе костер и выли, словно демоны, пока тот не умер в агонии. Старый торговец Леонард рассказывал о битве кроу с черноногими, соорудившими укрепление из бревен, кустов и камней на хребте, где они героически защищались в течение долгого времени. Кроу выиграли тот бой и долго мучили беспомощных раненых, прежде чем добить их. В другой раз он видел, как кроу замучили попавшего к ним в руки черноногого. Его повесили на дереве за шею, после чего мужчины стреляли в него, а женщины кололи острыми палками. Весной 1853 года кроу нагнали пятерых черноногих и в последовавшем бою четверых убили. Пятого, раненного в ногу, они убивать не стали. Вместо этого кроу содрали с него скальп и отрезали ему руки, после чего отдали мальчишкам, которые стреляли в несчастного из ружей, заряженных только порохом, обжигавшим тело, хлестали по лицу его же скальпом, а затем забили до смерти ударами томагавков и камней по голове. После этого они притащили все пять трупов в свой лагерь, где отрезали им головы, руки, ноги и гениталии, привязали их к шестам и торжественно носили по лагерю. Порой безумная ярость краснокожих была столь велика, что они готовы были пойти на все, лишь бы заполучить в свои руки несчастного врага. Когда в бою с шайенами солдаты полковника Самнера пленили одного воина, скауты пауни отправились к полковнику и предложили отдать всех захваченных ими шайенских лошадей и всю свою плату за службу, если он передаст им пленника, которого намеревались предать пыткам до смерти. К большому сожалению скаутов, Самнер им отказал.

Сиу утверждали, что никогда не пытали пленников – их либо убивали, либо принимали в племя, либо отпускали. Гриннел также отмечал, что индейцы западной части Великих Равнин практически никогда не делали этого. Стэнли Вестал писал: «Белые люди привнесли с собой с Востока уже готовый образ индейцев, который вовсе не совпадал с образом равнинных племен». Беседуя с Белым Быком, хункпапа-сиу, и надеясь, что тот вспомнит какой-нибудь случай, Вестал рассказал ему, как белые люди иногда сжигали на кострах негров. «Вождь в ужасе взглянул на меня и воскликнул:

– Ты сжигал негров?

Я сразу же заверил его, что сам этого никогда не делал, но многие белые повинны в такой жестокости. Вождь был настолько поражен сказанным мной, что некоторое время молчал. Уверен, что, если бы я совершил подобное преступление, наша дружба с вождем закончилась бы в тот же момент».

Однако автору удалось обнаружить противоположные сведения о сиу, и, как ни странно, случай сожжения плененного врага был описан тем же Стэнли Весталом, но в другой его книге. В начале 1850-х годов хункпапа-сиу захватили женщину кроу. По обычаю, ее должны были принять в племя, но во время победных плясок каким-то образом выяснилось, что она витковин -

1. В суффиксах страдательных причастий прошедшего времени пишется нн ; как правило, эти причастия имеют приставки или пояснительные слова: исправле нн ая рукопись; правле нн ые корректором гранки.

При отсутствии приставок или пояснительных слов пишется одно н; ср.: замощё нн ые дороги — мощё нн ые булыжником дороги — мощё н ые дороги. В этом случае перед нами прилагательное, образованное от страдательного причастия прошедшего времени: правле н ый текст, беше н ый волк, вяле н ая вобла, глаже н ые брюки, дра н ая куртка, золочё н ые изделия, лома н ая линия, пута н ый ответ, рва н ая рана, сея н ые травы, стира н ое бельё ит. п.

2. Разграничение страдательных причастий и образованных от них прилагательных (тем самым выбор написания нн или н ) иногда производится не по формальному признаку, а по смысловому значению. Например- в предложении Будучи раненным, солдат оставался в строю в слове раненным пишется нн, несмотря на отсутствие приставки и пояснительных слов: оно сохраняет глагольное значение, указывает не на постоянный признак-качество, а на временное состояние, т. е. является причастием. Отглагольное прилагательное не обозначает действия и отвечает на вопрос: «какой?» («какая?», «какое?», «какие?»).

В приставочных образованиях, даже если они имеют значение прилагательного, пишется нн: выдержа нн ое вино, наложе нн ым платежом, подержа нн ые книги, поноше нн ое платье, ускоре нн ый шаг. Но: назва́ н ый брат, посажё н ый отец, смышлё н ый мальчик.

Запомните: во второй части сложных образований глаженые-переглаже н ые брюки, латаная-перелата н ая шуба, ношеный-переноше н ый костюм, стираное-перестира н ое бельё, штопаные-перештопа н ые чулки и т. п., несмотря на наличие приставки пере-, целесообразно писать одно н, так как сложное слово в целом имеет значение прилагательного (высокая степень качества).

Примечание. При переходе причастия в прилагательное возможно изменение лексического значения слова: верченый парень (‘ветреный, легкомысленный’); конченый человек (‘ни на что больше уже не способный’); писаная красавица (‘красивая, как на картине’); Прощёное воскресенье (‘последнее воскресенье перед Великим постом’).

3. Наличие приставки не- на написание отглагольного прилагательного не влияет: неезже н ый, нехоже н ый, незва н ый, непроше н ый, некоше н ый, некраше н ый, некрещё н ый, неписа н ый (закон), непуга н ый.

4. В составе сложного слова написание отглагольного прилагательного также не меняется: гладкокрашеный, горячекатаный, холоднокатаный, цельнокатаный, цельнокроеный, домотканый, пестротканый, златотканый, златокованый, малоезженый, малохоженый, малоношеный, малосолёный, мелкодроблёный, свежегашёный, свежемороженый и др. (ср. с терминами, в которых вторая часть сложного слова образована от приставочного глагола: гладкоокрашенный, малонаезженный, свежезамороженный и др.).

5. Два н (нн ) пишется в бесприставочных причастиях, образованных от глаголов совершенного вида: броше нн ый, да нн ый, купле нн ый, лишё нн ый, пленё нн ый и др., а также в немногих причастиях, образованных от глаголов несовершенного вида: вида нн ый, виде нн ый, слыха нн ый, чита нн ый и др.

6. Отглагольные прилагательные на -ованн(ый), -ёванн(ый) пишутся с нн : балова нн ый ребёнок, корчёва нн ый участок.

Примечания: 1. В прилагательных кованый и жёваный сочетания -ое- и -ев- входят в состав корня.

2. В существительных, образованных от страдательных причастий и отглагольных прилагательных, пишется нн или н в соответствии с производящей основой:

варе н ик, копче н ости, мороже н ое, муче н ик, труже н ик, уче н ик

бесприда нн ица, воспита нн ик, да нн ик, избра нн ик, свяще нн ик, ставле нн ик, утопле нн ик

То же самое относится к производным наречиям: дела нн о улыбаться; нежда нн о-негада нн о явиться; пута н о отвечать.

7. В кратких формах страдательных причастий пишется одно н. В кратких отглагольных прилагательных (как и в отыменных) сохраняется написание нн. Отглагольные прилагательные отвечают на вопрос «каков?» («какова?», «каково?», «каковы?»). Ср.:

Мировая общественность была взволнована сообщениями о гибели космонавтов.

Игра актёра была проникновенна и взволнованна.

В период дворцовых переворотов в России многие фавориты были приближены ко двору и возвышены.

Идеалы и стремления первых революционеров были возвышенны.

Иногда простые вопросы бывают искусственно запутаны.

Сюжеты этих произведений сложны и запутанны .

Вам всегда везёт, вы, по-видимому, избалованы судьбой.

При неправильном воспитании дети обычно капризны и избалованны.

С точки зрения логики эти выводы мало или даже совсем не обоснованы.

Масштабы работ были ограничены отпущенными средствами.

Его возможности ограниченны (т. е. малы).

Врачи были озабочены состоянием больного.

Шторм усиливался, и лица моряков были серьёзны и озабоченны.

Предъявленные нам требования произвольны и необоснованны.

Суд не усмотрел в данном деле состава преступления, и обвиняемые были оправданы.

Чрезвычайные меры в этих условиях были необходимы и вполне оправданны.

Все варианты дальнейшей игры шахматистом до конца продуманы.

Ответы экзаменующихся были содержательны и продуманны.

Примечание. Некоторые отглагольные прилагательные пишутся в полной форме с двумя н (нн ), а в краткой — с одним н , подобно причастиям, с которыми их сближает наличие приставки и вид производящего глагола: заплака нн ые глаза — глаза заплака н ы; заржавле нн ые ножи — ножи заржавле н ы; поноше нн ое платье — платье поноше н о.

То же в сложных словах: общепризна нн ое превосходство — превосходство общепризна н о; свежезамороже нн ые ягоды — ягоды свежезамороже н ы.

8. Некоторые прилагательные допускают двоякое написание краткой формы в зависимости от значения и конструкции. Ср.:

Сестра намерена вскоре уехать (‘имеет намерение’ — в сочетании с инфинитивом).

Его дерзость намеренна (‘нарочита’ — без инфинитива).

Мы преданы Родине (в сочетании с формой дательного падежа).

Старые друзья всегда преданны (без дополнения).

Наши легкоатлеты уверены в победе (с дополнением).

Движения гимнастов легки и уверенны (без дополнения)

Усталость сморила Анну. Она повалилась на постель и уснула не раздеваясь. Хоня вернулась из госпиталя, и сестры упросили ее не ложиться спать, посторожить дом, пока они «сбегают на минутку» на курган: надо узнать, что сталось со Стрёмой, да и Веня пропал.

На кургане работы уже кончались, когда туда пришли сестры. Матросы, арестанты и народ занимались уборкой мусора, щебня, заравнивали ямы, вырытые снарядами, и утаптывали землю. Около подметенных пушечных платформ артиллеристы аккуратно укладывали в пирамиды ядра.

То место, где упал раненый Корнилов, кто-то догадался отметить крестом, сложенным из мелких ядер. Тщательно вычищенную покатую площадку все обходили стороной. Ее успели посыпать песком. Кругом стоял народ. Люди тихо говорили, глядя на этот крест, о разных случаях минувшего дня.

Поодаль от этого места, у подножия башни, на скамейке сидел Нахимов. По бокам его сидели Истомин и Тотлебен. Они отдыхали, перекидываясь изредка словами.

Музыка стихла. Оркестранты построились по два в ряд. Капельмейстер скомандовал: «Шагом марш!» Музыканты, поблескивая трубами при свете луны, пошли с батареи. Арестанты гасили в песке факелы, которыми светили музыкантам.

– Стой! Кто идет? – раздался внезапно тревожный оклик сигнальщика.

Народ кинулся к банкету, где стоял сигнальщик. На гребне вала появилось три человека, за ними четвертый, чем-то нагруженный.

Из толпы послышались крики и смех. Народ двинулся к тому месту, где сидели на скамье адмиралы и инженер-полковник. Перед скамьей толпа остановилась.

– Дайте факел! – крикнул кто-то.

Два факела осветили странную картину. Перед скамьей стоял с закрученными назад руками и широко раскрытым ртом человек исполинского роста. Светлые глаза его светились гневом. Шею великана охватывала петлей веревка. Один конец слегка натянутой веревки держал Стрёма, другой конец – юнга. За ними стоял Михаил Могученко со штуцером на правом плече и пестрым пледом под мышкой левой руки.

– Что такое?! – воскликнул изумленный Нахимов. – Снять петлю! Развязать руки!

– Есть снять петлю! – ответил Стрёма.

Веня чмокнул с сожалением, бросив свой конец веревки. Зато Михаил передал ему штуцер, а сам кинулся развязывать руки великана.

Освобожденный великан сорвал с шеи петлю и, вынув изо рта свернутую в тугой комок тряпку, с отвращением швырнул ее на землю.

– Стрёма, доложи! – приказал Нахимов.

– Был в секрете с Михаилом Могученко и юнгой, охотниками. Мы сговорились: братишкам живого англичанина показать. А то он нас целый день бьет, а какой он, мы еще не видали. Подползли. Стоит вот этот, зевает, на луну поглядывает: скоро ли рассвет будет? – видно, ему скучно. Штуцер под мышкой на весу держит. Как его взять? Сомнительно! Кругом тишина. У нас музыка. А он поглядел-поглядел, разостлал одеяло – вон оно у Миши под мышкой, – лег, отдохнуть вздумал. Мы тут его мигом и накрыли – пикнуть не успел! В рот кляп забили, руки скрутили. Я ему: «Гу! Гу!» – идти надо, показываю ему в нашу сторону. А он лежит себе. Знает, рыжий кот, что скоро придут его проверять. Что делать? Нести? Тяжело. Наладил я ему петлю. Конец я захватил на случай. «Веня, – говорю, – бери». Потянул я. Он захрипел. Я ему: «Будьте ласковы, вставайте. Гу! Гу! Только у меня ни гугу». Ведь понял! Встал, пошел. Вот он – можете полюбоваться!

– И есть чем! – улыбаясь, заметил Нахимов. – До чего хорош!

– Девушек-то вперед пропустите, братцы! – весело крикнули из толпы.

Поднялась возня. Женщин вытолкнули с веселым смехом в первый ряд.

– Ах, батюшки, стыд какой! – закричала Маринка. – Мужик, а в юбке!

Великан тряхнул рыжими кудрями и улыбнулся, взглянув в лицо Маринки.

Пестрая суконная в складку юбка едва достигала его колен, открывая голые волосатые икры. На ногах – клетчатые чулки и крепкие туфли из некрашеной кожи. Вся нижняя часть одежды пленного резко отличалась от верхней: он был в короткой куртке с узкими рукавами и большими пестрыми эполетами, вроде тех, что у русских барабанщиков. Под погон на правом плече подвернута широкая ременная перевязь для патронной сумки. С левого плеча свисал широкий шарф.

– Вы стрелок шотландской гвардии? – спросил Нахимов пленника по-английски.

– Да, сэр! – с готовностью ответил пленник.

– Какой части?

– Дивизии герцога Кембриджского, бригады генерала Бентинка, стрелок шотландской гвардии Малколм Дуглас, если вам угодно знать, сэр!

– Очень хорошо, мистер Дуглас. Я адмирал Нахимов.

Шотландец вытянулся и сказал:

– Ваше имя, господин адмирал, с почетом упоминается в английских газетах.

– Ну, это слишком лестно для меня… Вы лоулендер , насколько я вижу? – продолжал спрашивать Нахимов.

– Корабельный плотник из Гринока, господин адмирал.

– Почему вы воюете с нами? Вам ясны цели этой войны, мистер Дуглас?

– Воюет Англия. Англичанам русский флот – бельмо на глазу.

– Но ведь вы тоже англичанин…

– Горный поток не признает родства с ведром воды, зачерпнутым из него!

– Хорошо-с! Очень хорошо-с! – по-русски одобрил Нахимов и продолжал спрашивать по-английски: – Зачем же вы поступили в солдаты? Вас напоили в кабачке вербовщики?

– Нет, господин адмирал, я хотел уехать из дома как можно дальше. Это мое личное дело.

– Ну что же, надеются у вас овладеть Севастополем и русским флотом?

– Сегодня нам читали самый свежий номер «Таймс» , полученный из Лондона. В нем напечатано, что мы уже взяли Севастополь две недели тому назад и что русский император бежал в степи где-то между Москвой и Казанью.

Шотландец сказал это без тени улыбки.

– Что вы думаете об этом, мистер Дуглас? – спросил Нахимов тоже серьезно.

– Черт меня побери, клянусь святым Георгом – я-то в Севастополе! Меня привели сюда, как собаку, с веревкой на шее эти черти. Но, сказать по правде, я хотел бы быть подальше от вашего осиного гнезда.

Обратясь к народу, Нахимов перевел на русский язык слова пленника, что в Лондоне считают Севастополь уже взятым.

В толпе засмеялись.

Один из матросов крикнул:

– Павел Степанович, скажите ему подходящее по-нашему!

– Сказал бы, да он не поймет, – улыбаясь, ответил Нахимов и, обратясь по-английски к пленнику, что-то ему сказал.

Тот усмехнулся.

– Я сказал ему: «Мои матросы говорят, что они умрут все до одного, но не сдадут Севастополь!» – объяснил Нахимов.

Маринка хлопнула в ладоши и воскликнула:

– Девушки! Привели человека, как теля на веревке, а он еще смеется… Посмотрела бы я, как бы ты полез с ружьем к нам на штурм! Я б тебе показала!

Взгляд пленника встретился с горящим взглядом Маринки.

Нахимов поднялся со скамьи.

– Спасибо, молодцы, за службу! – обратился адмирал к Стрёме и Михаилу Могученко.

Веня высунулся вперед.

– И тебе, юнга, спасибо. Молодчина!.. Посмотрите, Малколм Дуглас, на этого мальчика. Вы перед ним – как Голиаф перед Давидом . А он вас не боится! Я должен бы вас отправить в палатки для пленных, но сегодня мы торжествуем. Ступайте, Дуглас, к своим и скажите им, что мы погибнем все до одного, но не отдадим Севастополь! Ступайте же, вы свободны… Пропустите его! – приказал Нахимов. – Я его отпускаю: пусть он уверит своих, что в Севастополе все от мала до велика – не только матросы и солдаты, но даже женщины и дети – готовы биться до последней капли крови…

Народ молча расступился, давая пленнику дорогу. Шотландец несколько мгновений простоял в нерешительности, потом повернулся и пошел к валу. Он с разбегу вскочил на насыпь, оглянулся, махнул рукой, спрыгнул в ров и пошел в сторону пятиглавой английской батареи.

Погасили факелы. Народ расходился.

Наташа кинулась на шею Стрёме, целовала его, плача и смеясь, бранила, что он не бережет себя. Маринка тормошила Веню. Хоня с улыбкой смотрела на братьев и сестер. К ней подошли Панфилов и Нефедов.

– Слава богу, все живы!.. – сказала Хоня, глубоко вздохнув.

Искаженное to go – идти (англ.).

Лоулендер – житель низменной части Шотландии.

«Таймс» («Времена») – ежедневная английская газета. Издается в Лондоне с 1785 г.

Голиаф перед Давидом. – Великан-филистимлянин Голиаф был убит в единоборстве пастухом Давидом, ставшим впоследствии царем (библ.).

Во время Второй мировой с плененным и раненым врагом обращались по-разному. В том числе и так:

1.Немецкий солдат перевязывает красноармейца, взятого в плен в районе станции Титовка Мурманской области. Июнь1941.

2. Солдат ваффен СС стоит возле раненого советского солдата. На следующем фото немец поит бойца из фляги.

3. Дает напиться из фляги. Съемка 1943 г. Фотография вызывает некотоые сомнения - возможно, постановка для "Вохеншау". Тем не менее.

4. Американские военнослужащие, в том числе медики, стоят у тяжелораненого немецкого солдата. Окрестности Сен-Ло, нижняя Нормандия. 1944.

5. Немецкий солдат Карл Хейман в советском госпитале в Москве на излечении после ранения на фронте. 1941.

6. Немецкий солдат Георг Верлер в советском госпитале в Москве на излечении после ранения на фронте. 1941.

7. Немецкий солдат Георг Хаммершмидт в советском госпитале на излечении после ранения на фронте.

8. Советские медики оказывают помощь немецкому солдату Штефану Доришу в советском госпитале в Москве. 1941.

9. Американский матрос оказывает первую помощь немецкому офицеру, оберлейтенанту-инженеру подводной лодки U-175 Леопольду Новроту на борту корабля береговой охраны США «Дуэйн».

10. Медик из состава 48-го медицинского батальона 2-й бронетанковой дивизии армии США делает перевязку раненому немецкому солдату. Сицилия, 1943, фото Роберта Капа.

11. Трое японских пленных, взятых в плен на Соломоновых островах, в американском военном госпитале в Новой Каледонии. 1942.

12. Медики 5-й дивизии СС «Викинг» оказывают помощь раненому красноармейцу.

13. Американский рядовой Генри Рурк разговаривает с раненым японским пленным в госпитале в Новой Каледонии. 1942.

14. Американский солдат осматривает раненую руку юного немецкого пленного. Сентябрь 1944.

15. Двое медиков 39-го пехотного полка армии США оказывают помощь юному немецкому раненому пленному. 1944.

16. Американский морской пехотинец несет раненого японского пленного.

17. Американский морской пехотинец с флягой у японского раненого пленного.